Постановили делу неделю срока. А на шестой день сержанту Кранову дали отпуск.
До Москвы он добирался несколько суток поездом, а когда вышел на Казанском вокзале и вдохнул суетный воздух столицы, то чуть было не заплакал от нахлынувших эмоций.
Поймав левака, он велел гнать к гостинице «Ленинградская».
— Чего гнать, здесь всего триста метров! — удивился водила.
Сержант расхохотался, дал рулевому треху, выскочил из «Волги», ноги в руки и бегом.
Несколько минут Кран обнимал швейцара Брылина, а тот, посвистывая сизым носом, радовался таким крепким объятиям.
А потом сержант спросил:
— Где она?
— Да кто же? — требовал уточнения бывший боксер.
— Надежда!
— Надежда — наш компас земной, — продекламировал Брылин, подумавший, что парень о возвышенном спрашивает. — А удача — награда за смелость!..
— Ты, Брылин, совсем мозгой двинулся! — определил Кран и пояснил. — С девушкой я здесь до армии был. Помнишь? Надькой звали. Надеждой! Просил беречь и пестовать!
— А-а-а! — хлопнул себя по лбу руководитель парадной двери. — Старею, пацан… Так она… — припоминал. — Она в тот же день и удалилась из гостиницы!.. Белье постельное зачем-то перестирала!
— Куда?
— Не докладывалась!
Кран что было сил бухнул железным кулаком по стене. С потолка посыпалось белое.
— Я же просил ее ждать! Что же она!
— Женщины… — философски заметил Брылин. — У меня вообще нету женщины… — добавил.
А потом Кранов позвонил по телефону.
— Кто? — поинтересовались.
— Передайте — Кран.
— Передадим, мася, — уверил чуть пьяный женский голос. — Через пять минут перезвоните!
Он перезвонил, и ему продиктовали номер. Он вновь позвонил.
— Вано, это ты?
— Ты, парень, откуда? — удивленно поинтересовался Вано Тбилисский.
— Оттуда.
— Приезжай на Пресню.
Вано продиктовал адрес, и через полчаса Кран влил в себя стакан коньяка под печальную улыбку грузинского вора.
Для приличия поговорили о прошлом, а потом Вано спросил, как выстрелил:
— Ты за что сидельца замочил?
— Случайно.
Вано пососал лимончик и объяснил:
— Тебя уже должны были в ящик упаковать, да в вечную мерзлоту… Ты как здесь?
— В отпуск.
— Повезло… Но все равно достанут… Есть приговор.
— Пусть отменят, — попросил Кран. — Я все зоны российские подогрею!
— Сколько?
— Полмиллиона зеленых.
— Переговорю… Что еще?
— Человека мне надо найти, — попросил Кран. — Девушку…
— Никогда не ищи, что потерял.
— Надькой зовут… Надежда Кивелева. Из Запорожья… Хотела в МГУ поступать. Может быть, поступила?.. — А про себя: «Не ищи, что потерял — слоган для автомобильной сигнализации».
— Вечером позвони… — определил Вано Тбилисский. — Подарок тебе это мой будет…
Кран после грузинского вора навестил друга детства Слона.
Они обнялись по-мужски, без выказывания детской радости, хотя было видно, что это два близких человека, два мужика встретились, после долгой разлуки.
— Как ты? — глядел на друга Кран. — Еще больше поздоровел!
— Ты тоже не исхудал! — Стон рассматривал земляка с любопытством. — Никак не думал, что ты в армии, думал, что в тюрьме!
— А я и в тюрьме был, — чему-то обрадовался Кран. — И в армии… Ты-то как? Еще не загребли за подделку денежных знаков?
— Я не подделываю, — хмыкнул Слон. — Мои деньги лучше…
— Да я знаю, парень ты талантливый!
Они сидели в кафе «Риони» на Арбате и пили все то же кислое «Ркацители».
— Спасибо тебе за Бориса Борисыча! — произнес тост Слон. — Я тебе никогда этого не забуду!
Кран с трудом влил в себя мцванский кисляк.
— Отпуск у меня, — объяснил. — Короткий… Еще дел куча…
Они дожевали порционную корейку и, пахнущие маринованным луком, уже на улице, обнялись.
— Я — твой друг! — сказал Слон. — Помни…
— Я — твой! — ответил Кран. — До смерти!
Они пошли в разные стороны, чувствовали в своих сердцах прилив дружеской любви, но, став мужчинами, так и не обернулись вослед друг другу.
Вано Тбилисский не подвел. Каким-то образом разыскал адресок.
Через пятьдесят минут Кран уже был на Преображенке, звонил в обитую дерматином дверь. За спиной рука сжимала букет пятничных повядших роз — какие были, а сердце бухало о грудную клетку, словно волчара из капкана вырваться на свободу желал.
Она открыла дверь. В байковом халатике с цветочками. Поглядела на него совсем детским личиком, не накрашенным и изумленным.
— Ты?!.
— Я…
Он так и продолжал держать руку с букетом за спиной. А она вжалась в стену с открытым рыбьим ртом.
Кто-то из квартиры крикнул:
— Надь, кто пришел?
Она молчала, а у Крана легкие перестали дышать.
— Надежда!.. — вопрошал голос.
— Здравствуй, — просипел он.
— Ага, — ответила она.
В квартире заплакал младенец. Кран почувствовал, что умирает. И она это почувствовала.
— Я говорила, что не могу одна…
В дверях появилось улыбающееся лицо молодого мужчины.
— А-а, — узнал Кран. — Пловец…
Лицо мужчины тотчас переменилось, он перестал улыбаться, но страха в глазах не было. Мужчина, плотно сжав губы, ждал.
— Здравствуй, — Кран протянул руку, и Пловец ее пожал, смотря на нежданного гостя пристально…
— Я люблю тебя! — неожиданно произнесла она, встала на цыпочки, обняла Крана за шею, так что коротенький халатик натянулся, обнажив ее ягодицы.
Эту внезапную наготу наблюдал только Пловец. В эту секунду он испытал самое сильное сексуальное желание в своей жизни, смешанное с самой сильной болью.