Каким-то десятым чувством Надька ощущала под собою раздавленную киевскую котлету, теплое масло, смешивающееся с еще чем-то теплым, вытекающим из нее. Ей казалось, что, когда закончится сегодняшнее утро, она умрет от стыда, смешанного с таким невозможным кайфом, которого она даже и вообразить до сегодняшней ночи не могла. Уплыл легким брассом из памяти красавец Валентин, растворившись в теплом масле, смешанном еще с чем-то…
А потом он сообщил, что завтра уходит в армию.
— Нет! — ужаснулась она, уже привыкшая к нему, собравшаяся каждую секунду быть рядом.
— Два года — это быстро! — успокаивал Кран.
— Нет!
— Ты ни в чем не будешь нуждаться! Главное — жди меня!
— Нет-нет!.. Яне могу так долго ждать! — она вдруг осознала до конца его слова, и такой ужас охватил ее живот, что она, еще голая, закрыла его низ своими влажными руками.
— Рядом с тобою будут мои люди!
— Какие люди?!
— Они помогут тебе. Ты поступишь в свой МГУ, туда-сюда, и я уже вернусь!..
— Ты тоже можешь поступить, и тебя не возьмут! Ведь есть отсрочка!
— Сейчас недобор. Я нужен Родине!
Кран вспомнил подписанную им в СИЗО бумагу. Если бы был хоть один шанс, он бы его использовал… Но лучше в армию на два, чем в тюрьму на три.
— Ты — сильная, ты дождешься!
— Я вовсе не сильная…
Она плакала и вырывалась из его объятий. Он успокаивал ее, шепча о своем чувстве и еще о чем-то, пока она не затихла от рыданий, лишь всхлипывала, как ребенок…
Весь следующий день они провели в гостинице. Швейцар Брылин оставлял посуду с едой возле дверей, тактично стучал, так что постояльцы из соседних номеров выскакивали. Брылин от своей шутки сам гыкал и хрюкал. Спускаясь в лифте на свой пост, он повторял:
— Ну, Вован! Ну, гигант!
Они то спали, прижавшись друг к другу, вернее, она вжималась в его могучее тело, а он охватывал ее своими ручищами, так что тепло было без одеяла, а потом, сквозь сон, он вдруг оказывался в ней, и страсть терзала их обоих, уже болезненная, как неожиданный вирус летнего гриппа…
А на следующее утро, когда она проснулась, он уже стоял одетый.
— Я ухожу!
Она больше плакать не могла, лишь кивнула головой.
— Ты жди меня, — попросил он. — Пожалуйста!
Она кивнула.
Он открыл дверь номера и пошел. Она засеменила следом по коридору совсем голая. Он взял ее на руки и отнес обратно в номер.
— Я люблю тебя!
Она обреченно кивнула.
Он ушел.
Она сидела на краешке постели, оцепеневшая. Громко стучал швейцар Брылин.
А потом, находясь в каком-то ступоре, она почти весь день стирала в ванной постельное белье, которое было пропитано их запахами и котлетным маслом, смешанным с еще чем-то, принадлежащем ей и ему…
Уже следующим утром, Кран, стриженный под ноль, летел в военном самолете к месту службы, куда-то под город Сургут. По иронии судьбы он стал солдатом внутренних войск и направлялся в колонию «Зяблик», сторожить тех, кому почти был родным по духу.
Она, осунувшаяся, поникшая всем существом своим, чувствуя в животе камень, вернулась к мастеру спорта по плаванию Валентину. Она не могла жить одна…
В 20.30 чиновника вызвал к себе Президент.
Чиновник понял, что особого дела у главы государства к нему нет. Немного расслабился, сел в кресло, закинул ногу на ногу.
— Ну что, не отпало еще желание в космос? — ухмыльнулся Президент.
— Только возросло, — ответил помощник. Внутренности залило адреналином. Захотелось тотчас сигарету, но Президент не любил дыма.
— Мне сказали, что ты ночами посещал центр подготовки… У тебя даже скафандр собственный есть?
— Не соврали.
— Хочешь отличаться от меня, тем что побывал там? — Президент указал пальцем в потолок. — С Господом пообщаться тет-а-тет?
— Владыка Тихон говорил, что Господь не на небесах, что тело и дух его разлиты повсюду, — улыбнулся чиновник. — Необязательно куда-то лететь…
— Вот и я так думаю… Значит, я прав, хочешь иметь за собой поступок, которого я не совершал.
— Это ведь инкогнито. Тем более что вы совершили гораздо больше поступков. Мне вас не догнать!
— Все равно, узнают… — глава государства поглядел в перекидной календарь. — Да черт с тобою, лети! Венесуэльский турист все равно тебя не знает!
Чиновник встал. Во взгляде у него кардинально поменялось.
— Спасибо.
Ему казалось, что он любит Президента.
— Знаешь, там чего-то случилось нештатное, на МКС?.. С солнечными батареями?
— Знаю…
— Так что все равно посылать… Вот с ними и полетишь… Там три дня всего выходит…
— Спасибо.
Президент был уверен в его преданности, как ни в чьей другой. Другие лояльны, а он предан. Пусть осуществится его мечта.
— Как дети?
— Спасибо.
— Жена.
— Хорошо…
Только смотри, не заблюй там весь корабль! А то коротнет что-нибудь! Еще и за тобой корабль посылать!
— Я лимоном от качки спасаюсь, — пошутил чиновник.
— Собери мне писателей молодых! — попросил Президент. — Я знаю, ты с ними общался… Правильно делаешь. Они сейчас молодые и глупые, но года через три станут комиссарами в своих городах, интеллигенцией… Пусть Толстыми и Достоевскими не получится, но редакторами местных газет, тележурналистами… Они — лидеры. Им сейчас уже нужно прививать ответственность за страну… Самое главное, чтобы они понимали, за какую страну ответственность.
— Согласен.
— И не подбирай там специально. Приведи их, какие они есть!