Демоны в раю - Страница 22

— Спасайте, твари! — проскрипел Чмок страшным голосом.

— Ага, — спохватился Рогов и принялся пилить прямоугольник по диагонали…

— Правее, — корректировал Кискин, заглядывая под стулья. — Теперь левее…

— Умираю-ю, — завыл Чмок.

И здесь Рогов допилил. Вернее, осталось самое ничего, когда под весом начальника прямоугольник прогнулся и обломился ровно по пропиленной диагонали.

Чмок рухнул на каменный пол. Хорошо, каким-то чудом приземлился на бок.

— А то б хана, — философски заметил Кискин.

Чмока перевернули на спину. Он лежал бледный, как сама смерть. Дыхание его было тяжелым и страдальческим.

Еще бы немного, — резюмировал Кискин, — еще чуть-чуть, и некроз тканей…

— Спасешь? — прошептал Чмок.

— На все воля Будды!

К правительственной награде представлю!..

— Постарайся, — попросил Рогов за друга.

Кискин раскрыл свой саквояж, выудил из него шприц, набрал в него что-то из ампулы и воткнул иглу Чмоку в ляжку. Далее фельдшер вытащил литровую банку с какой-то вонючей мазью, напоминающей Вишневского, густо обмазал ею баклажан, а затем перевязал многострадальный орган бинтом.

— Все! — сообщил.

На этом моменте начлагеря Иван Чмок расстался с сознанием.

Целых два месяца руководитель колонии не появлялся на вверенных ему территориях. Почти три недели лечил баклажан, прежде чем он принял похожие на человечий орган очертания.

Очертания-то вернулись, а вот функции…

Каждое утро Чмок проверял свою мужественность рукой, но она не наступала. Орган действовал только как орган выделения, не как иначе, а в остальном был похож на что-то недоспелое, совершенно ненужное…

Тоска охватила все существо начлагеря. Сутками напролет он не поднимался с кровати, пытаясь ощутить, как его сознание претерпевает изменения. Он почему-то считал, что если мужчина перестает быть мужчиной, то он непременно превращается мозгами в женщину… Но как уловить это перерождение, как остановить его… Ах, тоска — короткая дорога к смерти!..

Несколько ночей подряд Чмок плакал и всем нутром своим рвался к металлическому шкафу, в котором содержались пара охотничьих ружей да табельный тэтэшник. Руки его тряслись, а оттого ключиком тяжело было попасть в замочек. А когда все-таки удавалось и он приставлял к голове какой-нибудь ствол, то тотчас понимал, что не обладает достаточным мужеством, чтобы лишить себя жизни… Чмок любил себя, каким был, даже не мужчиной.

Он вспоминал в такие минуты рано умершую мать свою, которая мечтала иметь внуков от единственного сына, да так и не дождалась… Он опять плакал, понимая, что и ему не светит нормальная человечья жизнь с детьми…

Здесь мог случиться серьезный переворот в мозгах Чмока. Если бы его отличие не заработало, то он мог бы стать изувером, мстящим за свои многие неспособности всему миру. А у Чмока был собственный мир — зона. Мужская и женская. В этом мире он считался почти богом, а уж творить безнаказанное зло мог наверняка…

В один из сумрачных дней к начлагеря наведался фельдшер Кискин, который окончательно снял повязки и сообщил:

— Как новенький!

— Не работает, — багровея, признался Чмок.

— Что не работает? — не понял Кискин.

— Он.

— В каком смысле? В туалет сходить не можете?

— В небо не смотрит…

— А-а-а… А повод-то у него был? — полюбопытствовал Кискин. — Повод был, чтобы в небо смотреть?

— Ни одного шевеления, — шептал Чмок признания. — Даже утром…

— Да и шут с ним! Давайте с нами тантрическим заниматься!

В ответ начлагеря хотел было приложиться кулаком по Кискиной физиономии, но сдержался.

— Петухом не был и не собираюсь!

— Да это совсем другое! — попытался было объяснить фельдшер.

Но Чмок слушать не желал, с трудом сдерживая слезы, вдруг запричитал:

— Мужиком хочу быть, мужиком!

— Да мужик вы, — успокаивал Кискин. — Мужик!.. В голове у вас проблема, не в теле… Психология! А там все работает, я отвечаю!..

— Не работает!

— Ну, знаете ли, — обиделся Кискин. — Я профессионал и за свои слова отвечаю! Тело здорово!

— Да нет же!

— Давайте поспорим!

— А как докажешь?

— Сначала поспорим, а там докажу!

— На что?

— Отпуск летом! Хочу на море!

— А если проспоришь?

— В отпуск вообще не пойду!

Дело было к вечеру, и после заключенного пари Кискин скомандовал:

— Снимайте штаны!

— Зачем?

— Делайте, что говорю!

Оглядывая голое тело начлагеря, Кискин выудил из кармана катушку с черными нитками, отмотал немного и эту часть нити повязал вокруг вялого, уныло смотрящего под ноги бывшего достоинства. Завязал на три узла.

— Ты что ж делаешь? — поинтересовался Чмок. — Украшаешь?

— Дело в том, — пояснил фельдшер. — Что в человеке существуют биоритмы. — В течение ночи с мужчиной случаются до семи самопроизвольных эрекций. Человек спит, а все работает на автомате…

— Ты хочешь сказать, что и у меня так же?

— У всех так!

— И у тебя? Ты ж тантрист!

— Физиология у всех одна, — с грустью признался Кискин.

— Так в чем фокус? — не понял Чмок.

— Если ниточка лопнет — я выиграл, если нет — проиграл!

Тут до начлагеря дошло, и он тотчас заторопился спать. Погнал надоевшего Кискина вон, а сам съел сахара кусочек, обильно полив его валерьянкой.

Всю ночь его мучили кошмары. В объятиях Морфея он представал перед собою в образе бородатой женщины. И опять цирк, а его, или «его-ее», ведут на поводке удивлять быдло…