Демоны в раю - Страница 19

Ирана поцеловала мужа в щеку и уже через несколько минут, казалось, крепко спала в соседней комнате, провернув замочек ключиком.

«Лечиться!» — твердо решил Чмок.

В эту ночь он долго не засыпал. Хотел было даже вернуться в колонию, чтобы тотчас выяснить, каковым методом его будет оздоравливать Ветеринар, но удержал себя… Негоже так раскисать… Чмок попытался повернуться на бок, а потом перевалиться на живот, представив себя молодым и стройным, но тотчас пожалел об этом, так как живот не выдержал тяжести тела, газы уплотнились и вышли наружу с такой мощью, что одеяло, которое укрывало его больное тело, взлетело ковром-самолетом к потолку, а потом спланировало на пол.

— Фу, Ванечка! — услышал он голос Ирэны. — Вылечись…

Иван Чмок возвратился на спину, а по его жирному лицу со свинячьими, горящими в ночи глазками, по щеке его скатилась большая человеческая слеза.

Он вспомнил, как шесть лет назад к нему явился замполит Рогов с пачкой дел на новеньких заключенных из женской части лагеря, вытащил из стоики одно и сунул ему.

Чмок открыл дело и тогда с совершенным равнодушием поглядел на черно-белую фотографию женщины с квелым лицом, выражающим покорность суке-судьбе. Пробежался глазами по печатным строкам, узнав, что за статья у бабы, получил информацию, что уголовница родом из Латвии, но что всю жизнь прожила в Ленинграде, работая в музыкальном театре в качестве оркестрантки-флейтистки. Затем на почве ревности застрелила мужа и была приговорена к восьми годам строгого режима.

— И что? — спросил тогда Чмок своего замполита.

— А то, что она рыжая! — с хищной радостью в голосе ответил идеологический работник.

— А, это?

— Она вся рыжая!

Рогов хлопнул себя рукой по лысой голове, а затем схватился рукой за пах.

— И что?

— У тебя рыжие были? — расстроился заместитель оттого, что не заинтересовал командира.

— Нет, а ты что, опять новеньких в душевой принимал? Нагибал, разглядывал, не спрятано чего там противозаконного?

— Ага… Она латышка, зовут Ирэна!

— Воткнул?

Здесь замполит стушевался.

— Дикая, — признался он. — Сказала, что, если трону, без бильярдных шаров останусь!.. Я ее после… Она у меня… Дам по башке тэтэшником… Между прочим, муж ее майором КГБ был. Она его из его же охотничьего ружья!.. Коллегу жизни ли шила!.. Лярва!..

В те годы Чмок не был таким жирным, как сейчас. Просто считался мужчиной в большом теле.

Многие лагерные телки за честь считали дать ему побаловать своими телами. Во-первых, за это им обламывалось консервами, во-вторых, иногда кусочком мыльца вольного разживались, да и зов плоти надо было утешать. Не все с ковырялками жить…

Иван Чмок вспомнил слова замполита на следующий день. Поразмял слово «рыжая» на языке, вроде приятный вкус на языке образовался, а ночью поинтересовался у Верки, с которой снимал стресс последнее время, о новенькой.

Верка была хороша и телом, и лицом, но мозгу в ней было два прыща вместо полушарий. Она новенькой рекламу-то и сделала выдающуюся. Не понимала, дура, что греет место для конкурентки.

— Хороша, стерва! — восхищалась Верка. — Как волосы уберегла на пересылке, не понимаю!.. Густые-густые! Рыжие-рыжие — будто красную медь бархоткой!.. Ты знаешь, Иван Михалыч, она — флейтистка!

— Знаю, — отвечал Иван Чмок, механически теребя Веркину грудь.

— А ты знаешь, что это означает?

Верка продолжала болтать, принимаясь при этом за работу на нижних этажах начальничьего тела.

— В оркестре на флейте играла, — отвечал начлагеря, пытаясь сосредоточиться на интимном. Но Верка не слыла мастерицей по тонкой части, зато у нее задок был здорово устроен.

— А ты знаешь, что… У флейтисток… У флейтисток самый сильный язык на свете!.. Кончик — каменный… Они вот так вот… во флейту дуют… — Верка сделала губки куриной гузкой и попыталась изобразить музицирование на том, что было у нее под носом. И здесь Чмок понял, что с флейтисткой необходимо встретиться как можно скорее! — Говорят… — сбивалась дыханием зечка, — говорят, в Японии всех гейш… гейш на флейте обучают… они потом на другом инструменте, как… — Верка хохотнула, царапнув зубами нежное.

Иван Чмок оттолкнул любовницу, которая своей же болтливостью лишила себя должности фаворитки лагерного начальника.

— Вали отсюда! — приказал он, понимая, что разрешения от бремени сексуального напряжения не случится. — Вали, сука!

Верка была глупа и труслива. Храня себя в лагере, она во избежание худшего, никогда не задавала лишних вопросов, а потому, сверкая отличным задком, мышкой выскользнула от лагерного кума и бочком, бочком до своего барака…

Иван Чмок наутро вызвал к себе мужеубийцу Ирэну.

Она стояла перед ним, немного по-мужски расставив ноги.

Он молчал и рассматривал ее по-хозяйски, с расстановочкой, никуда не торопясь. Отметил, что телогрейка размера на три больше, чем плечи осужденной, — не успела еще но фигуре ушить. Взгляд латышки равнодушный, глаза прозрачные, чуть голубые, смотрят в другое измерение. В этом мире ничего не видят. Личико слегка вытянутое, носик заостренный. Голова укутана платком, так что почти лба не видно.

— Фамилия! — устало спросил Чмок.

— Петерсон, — ответила женщина. Приятный голос, подумал начлагеря.

— Статья?

— Сто вторая, часть первая!

— Ты платок сними! Не на морозе, чай!

Она потянула за край платка… В этот момент с Чмоком произошло что-то странное, он вдруг ощутил себя семилетним ребенком на представлении в заезжем в Сургут цирке. Вспомнил, как фокусник сдернул тогда покрывало с пустой клетки, в которой оказался каким-то чудом попугай, раскрашенный природой в райские цвета. Вот и сейчас начлагеря предчувствовал чудо…